Новелла «Погоня»

В   1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11   12   13

На столе лежала гора денег. Рядом стоял заваленный поднос. Это всё был его выигрыш. Миллионы. Куда теперь их девать? В смысле – как нести? Мешка нет, рюкзака тоже. Снимать рубашку?

Перебранка партнеров не доходила до Скорошева. Он плавал в каком-то мутном тумане. И одновременно пытался взбодриться: навалилась тяжелая сонливость. Спинка дивана, оказывается, невероятно мягкая. О чем они так громко кричат? Павел качнул головой, прислушался.

—Это вы играли на лапу! – орал Бык, опершись на стол двумя руками. – В первый раз, что ли?

—Не зарывайся, Игнатьич! – выкрикнул коротышка, хотя и не так громко. – За такие слова….

—Какие еще слова! Ты первый попёр. А если бы? Хапнул бы холдинг, и харя бы не треснула!

—С чем?! – хозяин сгреб свои карты, еще лежащие перед ним, сдавил в комок и швырнул на пол. – С этим?

—Извини! — Бык выпрямил спину и развел руками. – И я давал «в темную». Кто знал, какая у него карта. Да и у тебя тоже!

—При чем здесь это, Петр Никитич! – быстро вмешался тощий очкарик. – Они же колоду подменили!

Бык склонился в его сторону, скривил укоризненную гримасу:

—Приснилось тебе что ли, Константин?

—Ты видел? – быстро спросил коротышка. И тут же, как будто по тайному сигналу, к столу придвинулись охранники. Разглядеть их было трудно, но дыхание слышалось совсем рядом.

Бык встал, оттолкнул ногой диван. Неприятное предчувствие подняло и Скорошева, но его быстро взяли выше правого локтя.

—За пазухой посмотрите, — поторопил охрану Константин, — в боковых карманах.

По одежде Скорошева пробежали чьи-то умелые руки, и билибинская колода легла на краешек стола.

—А-а! – радостно рявкнул Петр Никитич. – Такой он тебе брат! Шулера привел?

Бык осекся. Но Шурка Чукавин, которого почему-то никто не держал, шагнул к столику. Он ловко сцапал колоду, а вместо того, чтобы перевернуть ее крапом, как ждал Скорошев, растянул большим веером. Показал его Константину, Быку, Никитичу.

—Как же так, Паша? – спросил он со слезой в голосе.

—Подлог, — спокойно, как милиционер на посту, констатировал коротыш Петя.

—Хуже, — вылез длинный Костюша. – Обман нашего доверия. Выигрыш не в счет!

—И только? – делано умилился хозяин. – Я обмана. Не прощаю!

—Значит, накажем, — подвел итог длинный. – Игнатьич! Что ты там говорил про холдинг?

Павла уже удерживали за обе руки. Он попытался присесть, но только повис на секунду. А после хорошей встряски снова встал по стойке «смирно». И заметил удивленно, что подлеца Чука больше нет возле стола. Как и колоды.

Тогда он понял всё. Заберет он этот выигрыш – получит пулю от Пети, оставит – от Игнатьича. Ведь никто не знает про билибинскую колоду. Даже Бык. В тот вечер, при сговоре, Шурик наплел, что Пашка – скрытый экстрасенс. Бык обозвал их ослами, но быстро заткнулся, проиграв на пробу девять партий подряд.

Как же теперь быть? Признаться перед всеми, раскрыть тайну колоды? Нет, нет нельзя! Тогда тем более живым не выпустят, только колоду заберет не Чук, а Бык или Петя! Как же он забыл такую важную вещь – перемена владельца через его смерть! Влип по самую шею.

«Им и так деньги девать некуда. Пусть уж лучше повезет приятелю», — обреченно подумал Павел. Трепыхаться не было уже никаких сил.

—Какой еще холдинг?! – вдруг заревел Бык. – Кто здесь шулер? Шураня! Гнида! Быстро сюда. Учти, Петя, мои ребята держат на мушке оба выхода.

Испугался Чук грозного оклика, или его охладили слова о ребятах, но он моментально подскочил:

—Зачем вы так резко, Борис Игнатьич…

Бык, не слушая, поднял тяжелый кулак:

—Крап! Понял меня. Крап кажи!

—Пожалуйста! – Шурик с готовностью выхватил колоду карт из правого кармана пиджака. На этот раз без ошибки, рубашкой вверх. Тютелька в тютельку такой же, как и у карт, разбросанных по столу….

Но Бык, с неожиданным проворством рванул его левый карман. Треснула ткань. Выпало несколько карт с желтой спинкой. А отнюдь не с фиолетовой!

—Вот вам шулер! – громыхнул Бык. Рука, толстая, как клешня, влепила увесистую затрещину прямо по низу аккуратной прически Шурика Чукавина. От боли, или может быть от страха, тот сразу брякнулся на колени.

Все разом повернулись к Павлу. Тиски на его локтях немного ослабли, и Скорошев решился поднять голову.

—Замнём! – сказал владетельный Петя. Константин тронул острый подбородок, Бык снова опустился на диван. Павел повел освобожденными локтями, но продолжал стоять. Краем глаза он заметил, что Шурик, сгорбившись, посеменил в сторону. Хотя не оставил на полу ни одной желтой карты.

—Зачем ты приволок эту колоду? – спросил Бык снисходительно, как у нашкодившего подростка. Павел внезапно догадался, как надо ответить.

—Я, это….  Не знал я, Боря. Ты сказал – в картишки. Ну и подумал, а если карт не будет. Мало ли, забудете.

—Молчи уж, деревня! – с выдохом подытожил Бык.

Комедия была окончена, и Бык с самым серьезным видом повернулся исключительно к Петру.

—Да, Борис! – сказал тот. – Я думаю, разборок устраивать не будем. Он выиграл, — кивок в сторону Павла. – Но мне кажется, мы это еще обсудим. Дело все-таки попахивает дерьмецом!

—Обсудим, — охотно отозвался Бык. – Но я думаю, брательника можно отпустить. Иди отдохни, Паша.

Павел растерялся. Он не понимал, что сейчас преобладает в его душе: облегчение или разочарование.

—Иди, иди! – приналег на голос Игнатьич. – Я всё решу сам. И с этим, — он небрежно простер над деньгами руку. – В обиду не дам, будь спок.

Ключ не подошел. Павел не сразу это понял, он сначала обругал шепотом свои трясущиеся руки. Но с четвертой попытки поверил очевидному – не лезет! Наклонившись и сощурившись, внимательно осмотрел скважину, затем бороздки на ключе. Пришлось признаться себе самому – Полина сменила замок. Вывод о том, что это означает, обрисовался со всей однозначностью. Отличное завершение!

Тяжелыми непослушными шагами Павел выбрался из подъезда. Позднее утро, а как пронизывает! Он уже и так продрог, пока добрался до дома. Мечтал, вот, наконец бухнется в кровать, завернется в теплое одеяло… На работе со всем разберется завтра. Он никакой не прогульщик, один раз простят. А день отоспится в пустой, тихой, уютной квартире. Жена уже на работе, дома никого нет.

Теперь получается, что и дома у него нет. Как нет ни выигрыша, ни билибинской колоды. Всё прахом! Вокруг одни подлецы. И деваться ему некуда!

—Вы почему здесь стоите, Володя?

А этой старой ведьме в бежевом платочке чего надо? И почему она всегда появляется в самый неподходящий момент?

—Послушайте, у вас же высоченная температура! – мягкая рука Натальи Павловны показалась совсем ледяной.

—Куда вы собрались? Скорее вернитесь домой. И врача вызовете

—Домой? Не могу, — Павел отвернулся. Не хотелось ничего объяснять и вообще говорить.

Но упрямая старуха не уходила. Она зашла с другого бока, снова тронула его за лоб, покачала головой.

—Уйдите, Наталья Павловна. Мне некуда… Замок. Ключ не тот.

—Почему?…  Так! И куда же вы теперь?

—Не знаю. Уйдите, пожалуйста.

Наталья Павловна вдруг отступила на шаг, вскинув голову, сердито глянула из-под платка.

—Так! А теперь помолчите. Ключ от вашей, тетиной, комнаты при вас?

Скорошев молча полез в карман и выудил три разнокалиберных ключа, подвешенных на длинный шнурок. Чуть сморщившись, он покачал ими в воздухе, и снова привалился к стене. Рука опустилась, ключи звякнули об асфальт.

—Давайте сюда! – Наталья Павловна выхватила шнурок из его вялых пальцев. – Стойте! Сейчас я вас доставлю.

Уже выйдя из такси, поднимаясь в подъезде по неопрятной лестнице, ехидная старуха не утерпела:

—Что, проигрались дочиста? Всё до копеечки?

Павел замер, ухватившись за перила сразу двумя руками. Он замычал, силясь что-то возразить. Но спутница не стала слушать, легонько, но решительно подтолкнула в спину.

Тетя Клара в немыслимом, непомерно широком халате обвисла на засаленный подлокотник огромного скособоченного кресла. Профиль ее отрешенного личика оставался неподвижным целую минуту. Какое впечатление комната и находящаяся в ней тетка произвели на гостью, Павел не уловил. Он был рад, что дополз хоть до какого-то угла и хотел только прилечь. Тем больше его поразил невнятный выкрик. Хозяйка смотрела в их сторону. Безжизненные глаза тети Клары вылезли из орбит, рот с тремя зубами распахнулся узким провалом, а подбородок ушел в сторону. Тетка не только вскрикнула, поразив даже обессилевшего Павла, она приподнялась с кресла и замахала правой рукой. И тут же потрясенный Скорошев разобрал шокирующие слова:

—Натка, ведьма! И сюда пришла! Что, по мою душу?

На большее у тети Клары не хватило сил, она снова свалилась на сидение. Только глаза, утратившие стеклянное оцепенение, двигались настороженно и опасливо, ни на мгновение не выпуская фигуры гостьи.

Павел сказал себе, что с этим ему обязательно надо разобраться, но займется он всем потом, может быть завтра. А пока главное присесть на кучу тряпья у самой двери, облокотиться затылком о стену. Веки уже не слушались, они опустились сами собой. Перед закрытыми глазами сразу задвигались, зашевелились карты. Разных мастей и размеров. Притухшее чувство пережитого унижения опять сдавило горло. Как же гадко все получилось, и что теперь делать? Ведь надо же что-то делать, и что, как? Сейчас он встанет, поднимется…   По крайней мере откроет глаза.

Веки разлепились с трудом – вполоткрыта. Клара всё так же настороженно водила глазами. Наталья быстро двигалась по комнате, и следить за ней в ярком свете солнца от двух широких окон было жгуче больно. Зачем смотреть! Всё и так можно услышать. Наталья Павловна что-то передвигала, открывала, швыряла на пол; то топталась на месте, то металась из конца в конец. Вот прошуршало рядом. Ясно, это самозваная тетушка вышла за дверь комнаты.

Павел взял себя в руки и приоткрыл глаза еще раз.

Тетя Клара теперь смотрела на него. Несколько раз, словно подбитая птица, открыла рот и вытолкнула из себя сдавленное:

—Гони ее. Сынка, прогони. Прогони прочь.

Хлопнула дверь, тетушка умолкла. Скорошев не удивился, что она не помнила его имени. Клара всегда его так называла. Но вот Наталью Павловну она назвала четко, без ошибки! Знакомы они были, как пить дать знакомы….

Худенькие руки вцепились в Павла, приподнимая его с пола. Он попытался высвободиться, встать сам и почувствовал: ноги не слушаются. Голова даже поплыла куда-то. Наталья Павловна почти волоком перетащила Скорошева в дальний угол и здесь, наконец, нашлась для него готовая свежая постель. С мягкой подушкой и прохладным одеялом.

…На третье утро после ночного беспамятства жар спал. Павел почувствовал, что он в состоянии соображать и двигаться, и уселся на своей лежанке. Это не прошло незамеченным. Из-за самодельной ширмы тут же выскользнула Наталья Павловна. Волосы сбиты, халатик накинут в явной спешке. Спала она здесь что ли?

—Ну наконец-то, Володя! А то было совсем худо. Лежите, лежите! Сейчас примете лекарство и отдыхайте. Денек-другой, пока не окрепнете.

Скорошев послушно улегся, поправил подушку. Дожил, вот и о нем кто-то позаботился. После всего, что было… Внезапно он дернулся, силясь подняться. Но Наталья Павловна была начеку:

—Что такое? Куда вы опять?

—Мне надо! – отчаянно выпалил Скорошев. – Честное слово, очень надо!

—Да подождите. Послушайте, наконец!

Скорошев насторожился:

—О чём?! Вы же ничего не знаете!

—А вы послушайте! – Наталья Павловна придержала его за плечи. – Если о деньгах переживаете, вот они.

Она протянула Павлу перевязанный кирпичик. Он взял, повертел в руке. Да, верно. Последняя пачка, которую он не успел пустить в ход. Странно, как она уцелела. В каком кармане завалялась?

—Сколько здесь? Сто тысяч?

Вот женщины. Не могут не спросить.

—Пятьдесят, — со вздохом поправил Павел. Жалкий остаток той сказочной кучи.

—Видите! – наставительно урезонила его Наталья Павловна. – Все-таки лучше, чем ничего. И не только это.

Она бросила на одеяло Павла еще один бумажный кирпичик.

—А вот здесь уж точно сто тысяч!

—А это откуда? – не понял Скорошев.

—Был ваш товарищ. Домогался вас видеть, но я не допустила. Тогда он просил передать деньги. Сказал, что все объяснил в письме.

—Каком письме?

Вместо ответа в руки Павлу ткнулся сложенный листок. Почерк Чукавина. Интересно, что пишет эта сволочь?

«Пашка, друг! Прости за всё! Извини, что не мог тебя предупредить. Ты же не привык общаться с такими акулами. Это ведь такие (зачеркнуто) твари, лучше тебе не знать. Получи пока от меня, остальное за Игнатьичем. Его придется теребить, но не сейчас. Сейчас ему некогда, хочет дожрать Петра. Я теперь в деле у Серодуева Кости. Он-то выиграл больше всех, давно хотел из-под Петра вывернуться. Конечно, ты догадался, я был с ним в сговоре. И теперь у него все на мази и большие планы. Особенно спасибо за записи. Если это дело пройдет, тебя не забуду, будь спокоен. Александр Ч.»

—Действительно, гнида, — очень тихо, себе под нос, прошептал Павел. Но Наталья Павловна услышала.

—Зря вы, Володя! Сами виноваты. Я ведь предупреждала.

Скорошев промолчал, однако старуху было не унять.

—Радуйтесь лучше, что живы остались. Да и сто пятьдесят тысяч…  Пустяки по-вашему?

Да, тут она была права, Павел и за год столько не зарабатывал. Опять же, пустись он сам с этой колодой – и того бы не получил. Конечно хотелось, думалось…

—А за какие записи он благодарит? Вам ничего не сказал?

—Тетради Андрея. Я ему их отдала. Вам они ни к чему, Володя. Вот ведь как обернулось. Чуть на тот свет не ушли.

Скорошев помотал головой.

—Они же там. У Полины.

Наталья Павловна кивнула, мягко тронула успокаивающе.

—Я у нее была. В тот же день. Полина ваша отдала мне всё, что вы хранили в тумбочке. И из вещей кое-чего.

Павел уже не порывался никуда бежать. Он ошарашено, как чудо природы, разглядывал женщину, вообразившую себя его спасительницей.

—Мы с вашей женой договорились. Пока вы не оправитесь, я поживу здесь. Посмотрю за вами, заодно и за Кларой. А там, как вы скажете. Не выгоните, устроюсь у вас. Один вы пропадете.

«Они уже все решили,» — вздохнул про себя Скорошев. Быстро договорились. Хорошо, пусть так будет. Пока. А там мы поглядим.

—А тетя Клара? Вы о ней так по-свойски упоминаете, и мне показалось…

—Да что там показалось. Всё так и есть. Она – двоюродная сестра Андрея Ярцева. Вы не знали? Я вот тоже не знала, что это та самая ваша беспомощная тетушка. Так уж сошлось.

Да, сошлось хуже некуда. Эх, Полина, Полина. Надо лучше знать свою родню. «Выкинь письмо в помойку!» — вспомнилось Павлу. Так бы и выкинул, если бы послушался. А впрочем….

—Полежите пока, Володя, — прервала его Наталья Павловна. – Я пойду завтрак приготовлю.

Володя… Вот ведь, продолжает звать Володей. Хотя, конечно, давным-давно догадалась, что никакой он не Володя. Что ж, пускай зовет, если хочется. Тоже ведь — ни кола, ни двора. Всё досталось насмешнице Вике.

Скорошев вздохнул. Полежал, пытаясь успокоить неразбериху в голове, привыкнуть к новой ситуации. По сути, придется начинать жить сначала. Все, что случилось, выбросить из головы. Нет больше ни билибинской колоды, ни Шурика! Ни Полины. Далекое прошлое. Он как будто вновь уехал в Быстрореченск, но уже навсегда. Навсегда! Жуткое слово. Бьет по голове, как удар колокола.

Итак, что же у него осталось. Две тетки-сиротки. Эта конура… Павел по новому оглядел комнату. Даже не комнату, а только угол. Дальше все закрывала цветастая занавеска. С этим жить?

Хотя почему только с этим? На первое время у него есть хоть и не кругленькая, но увесистая сумма. Одному-то! Не так мало. Тетя Наташа на эти деньги глаз положить не посмеет. Она не Вика. Да, между прочим, а как она устроилась; эта самая Вика?

Мать ее молчит, что как раз и значит – похвалиться особо нечем. А не наведаться ли самому? Вот встанет и…  Почему бы нет? Адрес известен. Даже помнится, она его и приглашала. Если и нет, все равно будем считать, что приглашала! Мало ли что забудется за время болезни.

Павел уставился в потолок. Слабая улыбка наползла на его губы. Он все глубже и глубже уходил в свои потусторонние мысли. Они становились все легче и прозрачнее, уплывая все дальше и дальше от этой убогой комнаты, и одновременно от темного мира быков и чукавиных.

Павел долго думал: захватить ли с собой цветы. И так, и эдак вертел в голове все плюсы и минусы. Готов ли он к такой лобовой атаке? Можно ведь решить всё разом, можно и вляпаться в идиотски глупое положение. Наконец успокоился на том, что обойдется вином и конфетами.

Какими? Ведь он сейчас не похож сам на себя, при деньгах! Один раз можно и не экономить. Скорошев тихонько засмеялся.  До чего же непривычно произнести такую фразу даже про себя!

В конце концов – конфеты не вопрос. Выбирать особенно незачем. Коробку поярче, побольше, подороже – и хорош! Что еще девке нужно. А вот вино – штука позаковыристей. Павел быстро перебрал в голове все свои скудные познания. Хмыкнул. Придется ориентироваться на месте. Выехать в центр; есть там магазины для особо капризных. Из тех, в которые с сотней-другой не суйся.

Ближе к вечеру Павел шел по тесной улочке, до отказа забитой шикарными и не очень легковушками. С двух сторон подступали массивные, хотя и не слишком высокие, домики, все сплошь из бывших особняков. Каждый на свой манер. М-да! Декорация Старой Москвы. Но в новой упаковке! Кругом чисто, отделано, замощено. И вывески! Одна затейливее другой.

Давненько не бывал Скорошев в таких престижных кварталах! Сейчас он чувствовал себя близким родственником того деда, что встретил его когда-то на Быстрореченской станции. Попади тот сегодня сюда, пялился бы во все стороны не хуже Павла.

А вот и нужная вывеска. Ай да заведение! Двери, крыльцо, окна – дворец, да и только. Павел набрал воздуха, как перед прыжком с вышки, и шагнул к нержавеющей ручке на зеркальной створке. Но дверь открылась сама. Для чего же тогда ручка? Или это не ручка? Сделав по возможности вид, что он уже бывал здесь, Скорошев пошел прямо, не сворачивая, к сверкающим витринам….

Как он не крепился, цены – это было первое, что приковало его внимание. Конечно, он захватил достаточную сумму, чтобы не уйти без покупки, но одно дело – иметь их при себе, и совсем другое – отдать неизвестно за что. Если бы он тогда, за игорным столом… Стоп! Павел тряхнул головой. И тут же один из аборигенов в выглаженной фирменной курточке шагнул в его сторону. Скорошев поспешил успокоить прислужника жестом. Тот остановился, но на прежнее место не отошел.

«Отозвал бы его кто-нибудь», — подумал Павел и стрельнул глазами по залу. Нет, посетителей совсем немного, гораздо больше этих. В одинаковых курточках. Хватит обращать на них внимание! Вот витрина, надо что-то выбрать.

Но что? К сожалению, вкусы Вики для Скорошева такая же загадка, как и все прочее. И вообще, пьет ли она? То есть как это не пьет, осадил себя Скорошев. С чего это ей не пить! Молодая, здоровая, с вредным характером. От дорогого винишка точно не откажется.

Что же все-таки они здесь продают? Сплошь незнакомые названия. Может лучше просто выбрать этикетку. Которая понравится. Вот там вроде ничего. Павел сделал неосторожный шаг вбок и чуть не задел шикарную дамочку, только что подошедшую к витрине. Он поспешно попятился, а та, даже не повернувшись в его сторону, брезгливо качнула прической.

«Прошу прощения», — пробормотал он самому себе, потому что богатая покупательница вовсе не собиралась слушать его извинения. Сразу видно, из постоянных клиенток. Не шибко шикарна собой, но как отделана! Костюмчик влитой, ни заминочки, ни складочки. Весь из фиолетовой поблескивающей ткани. Какой непонятно, но очевидно, что такой, какую не встретишь каждый день на улице, либо в конторе. Скорей напоминает телевизионные впечатления: заграничное кино, либо передачи из жизни тех самых, знаменитых. О ножках ниже юбки говорить не обязательно, ножки, как ножки, но туфельки – блеск. Неимоверно тонкие, легкие, одно слово – безупречные. Совсем не для нынешней слякоти. Ну, да такие куколки по улице пешком не ходят!

Покупательница подняла руку. Парнишка, не дошедший до Павла, сразу устремился к ней. Скорошев еще чуточку попятился: снесет еще, расторопный. И всё-таки увидел. Не перстенек, блеснувший красным камешком. И не пальчик, на который он был натянут. Все пять пальчиков, вместе с ручкой. Явно ни к чему был здесь этот перстень, как пятно грязи на чистом блюдечке.

Не нуждалась эта ручка ни в каких украшениях. Она сама могла украсить любой изысканный интерьер. Такая уж она была, что, увидев раз, невозможно забыть. Во всяком случае, Павел Скорошев помнил ее неугасимо.

Он не слышал, что дамочка говорила продавцу, что тот отвечал. В ушах стоял шум, в голове хаос. Неужели это Вика?! Невероятно, но к сожалению вполне возможно. Ее и рост и фигура. Немного меньше девчачьей резкости и угловатости, мягче контуры. Но больше всего его смущала раскинувшаяся волнами прическа. Вместо короткой стрижки? Он понял, что теперь не сойдет с места, пока эта, по виду явно преуспевающая мадам, не повернется к нему лицом. И сам не знал, какое лицо больше хотел бы увидеть.

—Вам помочь? – сунулся к Павлу еще один прислужник. Тот медленно покачал головой. И поник. Дамочка повернулась прямо к нему. С еле уловимой снисходительной улыбкой. Не было в ней ни удивления, ни радости, даже — что ж тут еще ожидать — насмешки.

—Быстро вы забыли старых друзей.

Это произнес голос Вики, на Павла смотрели глаза Вики, но все равно, происходящее казалось ему сном или бредом. Такое не могло быть наяву; что угодно, но только не это.

—Что вы так удивляетесь, Павел Сергеевич?

Вика подошла вплотную, ее нынешнее, слегка изменившееся лицо, плавно вытеснило из памяти Скорошева запомнившийся прежний, но уже далекий образ. Он пришел в себя.

—Да, да. Простите, Виктория. Стою разиня рот, вместо того, чтобы поздороваться.

—Как поживаете?  Как мама?

—А вы разве не общаетесь? – удивился Павел.

—Почти нет, — слегка пожала плечом Вика.

Подошел парнишка в фирменной курточке, протянул Вике яркий пакет, расцвеченный рекламой компании.

—Вы не торопитесь? – участливо осведомилась Вика. – А мне, к сожалению некогда. Пока доберешься…  Кругом, как всегда, пробки…

—Тогда всего хорошего, Вика, — потерянно кивнул Павел, но все-таки не удержался. – Наверное, я так ничего и не пойму в этом мире.

Вика, которая сделала уже шаг к выходу, остановилась и обернулась.

—А понимать особенно нечего, — сказала она тихо и быстро. — Надо уметь не останавливаться на полпути. Ведь всё было у вас в руках! Не хватало шага или двух. От Андрея Ярцева оставались не только старые карты.

—Как? – опешил Павел.

—Много чего у него было. Не догадываетесь где? В квартире его двоюродной сестры. Вашей тети Клары.

—Как? – повторил Скорошев. – Ведь Наталья Павловна…

—Наталья Павловна, — насмешливо перебила Вика, — разиня не лучше вас. Это для вас самая подходящая компания.

Не хотелось верить, но Скорошев чувствовал:  теперь он узнал всё.

Вика подняла прощальным жестом свою изысканную ручку. Оставалось только кивнуть ей напоследок. Легкая тень жалости пробежала по ее лицу, но лишь на мгновение:

—Такие вот дела, Павел Сергеевич…  дорогой мой Володя.

назад