Новелла «Погоня»

В   1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11   12   13

В шесть утра хлопнула дверь, истошный женский крик огласил квартиру. В один миг Виктория в одних узких розоватых трусиках отбросила одеяло и метнулась в прихожую. Пробудившийся было Павел стыдливо прикрылся с головой.

—Батюшки! Что же здесь творится-то?! Чуяло мое сердце, примчалась спозаранку. Всю ночь места себе не находила.

—Успокойся, мама. Ничего страшного. Всё нормально.

—Да что ж ты здесь затеяла? Ремонтировать, или сразу съезжать? – голос Натальи Павловны приближался. – Подожди, я еще глаза не закрыла.

Это было произнесено уже в комнате. Сдавленное «ах», и Павлу захотелось поглубже вжаться в матрац, а еще лучше в пол, и закрыться чем-нибудь непробойным: досками, фанерой, железом.

—Так! Еще лучше!

Обдавая студеным ветерком слетело одеяло, Скорошев невольно прижал к груди сложенные руки и сжал колени.

—Этот хоть одет, — Наталья Павловна скользнула взглядом по его плавкам. – А ты прикройся, тварь бесстыжая!

Она швырнула одеяло в лицо дочери. Виктория одним ловким движением запахнулась в одеяло, но не съёжилась, а упрямо тряхнула головой, то ли поправляя короткую стрижку, то ли принимая позу гордой независимости. Павел сполз с матраца и под беспощадными взглядами двух женщин стал натягивать одежду.

Первой молчаливого напряжения не выдержала Наталья Павловна. Она опустилась на подвернувшийся стул и всхлипнула.

—Наказанье мне за мои грехи! Вот уж ни сном, ни духом. Сама я виновата, надо было и на порог не пускать. У, воровское  отродье!

Руки Павла, застегивающие пуговицу, застыли. Вика испуганно наклонилась к матери.

—Что смотришь, гадина паршивая?! Думаешь, ты лучше? И ты той же породы. Вот она кровь-то!

Вика чуть повернула голову, теперь ее изумленные глаза рассматривали Скорошева. Что-то неясное, но нехорошее царапнуло по сердцу Павла, но тут же успокоительное облегчение выползло из тайников памяти. Как бы там ни было, к проблемам этой семейки он не имеет отношения. Ему теперь надо одеться и тихонько-вежливо отчалить.

—Да-да! Нашла с кем связаться! Если бы мне хоть чуточку, хоть краешек…. Я бы сама его на поезд посадила, афериста проклятого! Он ведь брат тебе.

Виктория вдруг выпрямилась, поправила накидку и приосанившись, неожиданно подмигнула Павлу левым глазом. Ничего не поняв, Скорошев бросил пуговицу незастегнутой. Он забегал глазами, его сумка, помнится, была где-то рядом.

—Наконец-то, мама, я это от тебя услышала.

Наталья Павловна вздрогнула, перестала шмыгать носом.

—Да ты загляни под подушку, мать!

Вика демонстративно сбросила одеяло, сама, в чем была, шагнула к подушке. Мысок узкой ступни поддел ее за угол и откинул.

Черный грузный армейский пистолет лежал на масляном пятне, уже расплывшемся на простыне. Второе пятно желтело на наволочке.

«Да, — подумал Скорошев, — действительно настоящий. Убила бы на фиг, и все дела!» Но подумал он это легко и весело. Кажется, всё закончилось!

А Виктория уже застегивала невесть откуда взявшийся на ней пестрый халатик. И вдруг скользнула к Павлу. Изящные ручки пробежали по плечам и сомкнулись на шее. Павел невольно чуть наклонился вперед, одновременно отстраняясь от ее гибкого тела. Но совсем рядом оказались глаза, искрящиеся и бешено веселые.

—Здорово, братик!

Павел оторопело почувствовал на губах прохладное скольжение чего-то очень гладкого и упругого, но всё тут же пропало. Стоя дурак дураком, он застыл в растерянности. А Вика уже обнимала мать, шутливо теребила ее за плечи. Наталья Павловна, наконец, высвободилась; за локти повернула дочь к себе.

— У вас точно ничего не было? – недоверчиво переспросила она.

—Да ты что, ма, не видишь, чем мы занимались!

Вика раскинула руки в стороны. Наталья Павловна как будто вспомнила про разгром в квартире, покачала головой:

—Мне бы тоже хотелось знать, чем вы тут занимались.

—Для этого надо приходить вовремя, мамочка! – прощебетала Вика. Она уже полностью пришла в себя. Павел, видя, что его пока никто ни о чем не спрашивает, попятился и замер в уголке между комодом и шкафом.

—Здесь дел-то часика на три! И опять все будет на своих местах. Так и было задумано.

—Ну делайте, если задумано, — махнула рукой Наталья Павловна. – Я пойду на кухню.

Она еще раз смерила Павла взглядом с ног до головы и удалилась. Вика сразу посуровела, сверкнула глазами на Скорошева, потом принялась скатывать матрацы. Павел вздохнул, покосился на пистолет, все еще лежащий на полу. Стало ясно, что от тяжелой работы не уйти. А значит и от объяснений. Он подвигал плечами, тело после вчерашнего ломило, и с видом обреченного уперся в стенку комода, задвигая его на старое место.

Наталья Павловна недолго высидела в добровольном отшельничестве, минут через двадцать она присоединилась к молодым. Работали споро и дружно, понимая друг друга почти без слов. И странное дело: в хлопотливой беготне по квартире Павлу как-то забывалось, что сам-то он здесь совсем чужой, что с его нелепого появления не прошло и пяти суток.

И вот обе комнаты заблистали чистотой первой уборки, насколько может заблистать заставленная и перегруженная старьем квартира. А сами уборщики, еще не остывшие от суеты, уселись вокруг стола, довольно глядя друг на друга. Было время завтрака, и было не до завтрака. Приходилось с чего-то начинать отложенный разговор.

—Вот как жаль, Володя, что вы нас покидаете, — весело пошутила Наталья Павловна. – Нам как раз такого мужичка в хозяйстве не хватает.

—Да что вы! – отмахнулся Скорошев, — это только так кажется. Подумаешь хитрость – сундуки ворочать. А если что посерьезней, — он с усмешкой еще раз махнул рукой.

—А вы что, плохо зарабатываете? Специальности нет? – участливо поинтересовалась хозяйка, сходя с шутливого тона.

—Специальность? Кто же сейчас работает по специальности? – пожал плечами Павел. – Вообще у меня высшее образование. Но зарплата очень даже средняя.

—Жалко, жалко, — вмешалась в разговор Вика. – Я-то думала: братец мой – орел! Не хуже своего папочки.

Напоминание о «папочке» тяжело повисло в воздухе. И вдруг Павел разозлился. Он действительно не орел, но почему он все  время должен оправдываться? Как выяснилось, шутку над ними ушутил не его, а ее папа.

—Не орел! Зато привычки не имею над людьми подшучивать. Это по твоей части, сестричка!

—Да, да да! Я уж и забыла, как тебя разобидели. Ты знаешь, мама, Володя-то наш получил в наследство заветный ключик. И потерял! Такая жалость. Но он все равно решил, — Вика подняла над столом сжатый кулачок, воплощающий, по ее мнению, твердую решимость, — нет ключика, значит поеду, добуду замочек. И приехал почему-то к нам. А тут – облом!

Она рассмеялась коротко и зло.

—Ключик? – переспросила Наталья Павловна. – А мне вы ни про какой ключик не рассказывали.

—Он постеснялся! – ввернула Виктория.

—Помолчи! – вдруг рассердилась мать. – Андрей действительно толковал мне что-то про ключик. Совсем меня с толку сбили.

И Вика, и Павел замерли, затаив дыхание. Наталья Павловна, казалось, не обратила на это внимания. Положив локти на стол, она уставилась в постеленную на нем клеенку, будто рассматривала выцветшие узоры, и только голова ее чуть-чуть покачивалась.

—Конечно, — произнесла она тихо, — он так и говорил. «Чемодана не открывай. Приеду сам или человек от меня. С ключиком. Он всё и заберет».

—Какой чемодан? – испуганно выпалила Вика.

—Тот, серый, — мать кивнула в сторону шкафа.

—Так он же не заперт!

—Лежал наверху. Я его случайно уронила. Замок отскочил.

Павел выпрямился, вцепившись в столешницу, ему хотелось броситься к чемодану. Но он уже осознавал: в чемодане ничего нет.

—Да что в нем было-то!? – не выдержала Виктория. – Тянешь кота за хвост!

—Как что? – пожала плечами мать. – Пистолет.

—И всё? – не поверил Павел.

—Вещи, — спокойно добавила Наталья Павловна. — Три рубашки, брюки, носки, трусы, майки. Два галстука. И тетрадь с записями.

—А деньги? – прищурилась Вика.

—Никаких денег.

—Точно!? – дочь в упор посмотрела на мать.

—Если я говорю, значит не было, — твердо и категорически ответила Наталья Павловна.

Установилось унылое молчание.

—Вещи я давно раздала, — сказала она через несколько минут. – Чемодан остался.

—Записи выбросили, — как само собой разумеющееся уточнил Павел.

—Нет, лежат, — Наталья Павловна отвечала успокоено, словно выполнила тяжелый долг. – Если хотите, Володя, могу их вам даже подарить.

Она вышла из кухни, было слышно, что выдвинула ящик комода и роется в нем. Павел покосился на Вику. Та сидела с застывшей злой улыбкой, и Скорошев удивился, как он был слеп: сходство Вики с мужчиной на фотографии теперь бросилось ему в глаза!

Наталья Павловна внесла белесый хозяйственный пакет и выложила на стол большую общую тетрадь, не новую, но в хорошем состоянии. Павел, не спрашивая разрешения, тронул обложку цвета крокодиловой кожи, затем раскрыл тетрадь где-то на середке.

Вот это да! Ровные строчки разной длины заполняли те же знакомые значки: круг, треугольник, птичка и крест. Только теперь между ними стояли цифры и буквы.

Даже Вика сбросила свою отрешенность, повернула голову и высоко подняла пушистые брови. Наталье Павловне записи эти, похоже, были знакомы, она смотрела равнодушно. Скорошев вернулся на первую страницу: там без предисловий и заголовков было то же самое.

—Записи карточных игр, — медленно проговорил Павел. – Вся тетрадь так?

Наталья Павловна кивнула и, порывшись в пакете, выложила на стол играную колоду.

—Это тоже из чемодана. Ваш отец, дети, был картежный шулер. Высшей категории.

Под стук колес, выкрики разговорившихся соседей Павел возвращался домой. Это теплое слово совсем не шло к кислому настроению, которое почти не покидало Скорошева. Странная смесь предстоящих неприятностей, несбывшихся желаний, грусти расставания переполняла его мысли и, пожалуй, душу. После  памятных поисков клада он прожил в Быстрореченске два мирных уютных дня и уехал с огромной неохотой. Ему казалось, что он действительно гостил у близких гостеприимных родственников.

Пытаясь отвлечься, Павел на своей верхней полке листал подаренную ему тетрадь – единственный трофей охоты за сокровищами. Теперь, изучая ее внимательно, он обнаружил, что кроме цифр, букв и значков, на некоторых страницах встречались краткие пояснения и заметки на полях. Но прочесть их не получалось, они состояли из сокращений непонятных слов.

Скорошев никогда не увлекался картами, даже студентом чаще бывал зрителем. Практически никаких игр он не знал, преферанс и тот представлял поверхностно. Поэтому по записям Андрея Михайловича он даже не пытался определить, к какой игре или играм они относились. Таким образом, очень скоро он ограничился тем, что выискивал и читал заметки, надеясь наткнуться на что-то более интересное и внятное. Пока ему запомнилось, что чаще всего встречается сочетание «бил. кол.»  или «кол. бил.».  Вероятно, это означало одно и то же, но что именно? Наконец попалось: «колода Б.» Похоже и раньше «кол.» расшифровывалось как колода. Но что значили «бил» и «Б»?

—Сосед, можно у вас узнать? – к Скорошеву поднял голову сидящий напротив молодой попутчик. Даже сейчас он оставался в своем ухоженном костюме, только расстегнул легкий пиджак. Помнится, он сразу удивил Павла слишком официальным видом. Видом, не вяжущемся с дальней дорогой, поездом и другими, менее солидными попутчиками.

—У вас карт не найдется?

Скорошев свесил голову, бегло окинув нижний «этаж» купе. Пожилая женщина куда-то вышла. Четвертый сосед, немолодой полный мужчина, одолевающий всех рассказами из своей, по его мнению, богатой биографии, навалился на столик как раз под полкой Павла. Он прервал свой непрерывный разговор, но явно держался наготове. Похоже, молодой спутник, не выдержав, захотел сменить характер общения.

—Есть, — ответил Скорошев машинально, потом засомневался, но слово не воробей.

—А давайте с нами, — предложил толстяк. – Что вы, в самом деле. Слезайте.

Павел достал карты, неизвестно ради чего прихваченные им в Быстрореченске, и спустился вниз. Лежание и вправду утомило его спину и ноги. Но от игры Скорошев попытался отвертеться. Начал мямлить, что и не умеет путем, и давным-давно не баловался этим развлечением.

—Ничего, — возразил молодой, — мы же так, в дурачка. От нечего делать перекинемся малёк.

—Давайте, давайте в дурачка, — поддержал пожилой. – Неинтересно же, если только вдвоем! Конечно, ежели бы еще во что-нибудь не детское. По маленькой. Нет-нет, как хотите! – засуетился он, видя оторопь Павла. – Это я так только. Вообще.

Молодой дипломатично ждал, медленно тасуя колоду.

—Ладно, в подкидного, конок-другой, — решил Павел, пододвигаясь к столику.

—Превосходно, — потер руки толстяк. Его как будто разом выключили из розетки. Губы плотно поджались, бегали только глаза.

Павел взял сданные ему карты, стал, не шибко беспокоясь, кидать карту за картой, когда подходила его очередь. Спутники проявляли больше эмоций, однако в дураках остался толстяк.

Так и пошло. Павел швырял карты почти не глядя, во всяком случае, ни капли не задумываясь. Но получалось так, что нужная в данный момент карта всегда оказывалась у него на руках, и он неизменно выходил из игры первым. По началу Скорошеву не думалось, что происходит нечто особенное. И в прежние времена, когда ему случалось играть, он не сильно утруждал свою голову. Опять же бывает, что к кому-то весь вечер «идет карта». Но тут было другое. К Павлу не шел «сплошной крупняк» или одни козыри. Набор на руках всегда держался самый средний, но почему-то именно тот, который как нельзя более кстати подходил к складывающейся ситуации.

Партнёры Скорошева заёрзали. Они бросали друг на друга быстрые взгляды, косились на Павла.

—Это невозможно! – воскликнул, наконец, толстяк после очередного проигрыша. – Я сроду так не проигрывал. Может быть, пересядем?

Павел с недоумением согласился. Игра мало занимала его, а уж тем более не волновало неожиданное везение. Он поменялся местами с толстым попутчиком, молодой офисмэн остался на своем прежнем. Следующие три-четыре кона показали, что Скорошев по-прежнему выигрывает. Лишь толстяк стал время от времени выходить вторым, а не сидеть в вечных дураках.

—А вот все бы так играть не умели, — подмигнул молодой пожилому соседу.

—Вам, наверное, в любви не везет, — поддакнул толстяк, видимо желая хоть чем-то насолить везунчику.

—В любви? – переспросил Павел. Задумался, потом отогнал нахлынувшие воспоминания и положил свои карты на столик. – А ведь верно! И в любви тоже не везет.

Его соперники расхохотались.

—Может, больше не будем? – спросил Скорошев, кивая на карты. Попутчики поскучнели, но без споров побросали свои карты на неразобранный талон. Павел выровнял, помешал колоду.

—Может, вы вдвоем без меня? – постарался он поднять настроение у недовольных соседей. Молодой еле заметно пожал плечами, толстяк потер лысеющую голову.

—Ну, сдайте нам по три карточки, — согласился он. Павел послушно выполнил.

—Откройте козыря. Поехали.

Молодой заученно вышел с двух одномастных карт, толстый шлепнул их козырями, потянул к себе взятку и игра пошла. Павел, ничем не проявляя особого интереса, следил внимательно. К кому теперь перейдет везение? Ничего подобного! Соперники играли с равным успехом, порой суетились, спорили, но ни один не имел явного преимущества. Постепенно они успокоились и стали уже бросать взгляды на Павла. Но тут, к его удаче, вернулась в купе четвертая попутчица. Игра сама собой заглохла, Скорошев убрал карты, пора было стелиться на ночь. Но и после того, как улегшись, погасили свет, Павел долго не мог заснуть. Не прежняя тоска, а недоумение ставило перед ним каверзные вопросы. Что это: нелепый случай, неудавшаяся проделка проходимцев, или мистическая сила колоды? А если так, неужели он все-таки получил в руки главное сокровище Андрея Михайловича?

назад | вперед